Я с отличием окончила музыкальное училище в Омске и поступила в ГИТИС. В оперу пришла случайно. Она всегда казалась мне скучной, но мой педагог раскрыла мой голосовой потенциал и пробудила во мне страсть к классической музыке.

Мои родители никогда не сомневались, что я стану математиком. Еще в детстве я каждое утро доставал коробочку с монетами и пересчитывал их — это было мое главное развлечение, начиная с пяти лет. Почему я находил это интересным? Не знаю. Но, наверное, это были первые шаги в карьере математика.

Сейчас я преподаю в образовательной программе «Математика», созданной в тесном сотрудничестве с лабораторией имени П.Л. Чебышева в СПбГУ. Идеолог нашей лаборатории, профессор Станислав Смирнов, за свою работу получил Филдсовскую медаль — главную награду в мире математики, которую часто сравнивают с Нобелевской премией.

Я много занимаюсь налаживанием связей между учеными и реальным миром. Многие считают, что математика — абстрактная наука. Но это не так — с ее помощью можно решать вполне конкретные задачи. Например, все мы используем поисковики Яндекса и Гугла, ездим на Убере и расплачиваемся в магазинах банковскими картами. Все это — результат исследований в области анализа данных, которые были сделаны в 60-90-е годы прошлого века. Или, скажем, когда вы печатаете сообщение на телефоне, появляются подсказки. Это тоже результат работы нейронных сетей, решающих математические задачи — и они тоже были описаны гораздо раньше, чем появились в реальной жизни.

Очевидно, что в начале десятилетия специальности аналитика данных не было, университеты этому толком не учили. Поэтому многие специалисты такого рода сегодня — по образованию математики.

Другой пример, уже из моей практики. Сейчас я изучаю, как математика может решать актуальные задачи нефтегазовой отрасли. Нефть, которую можно легко добыть постепенно заканчивается, и роль науки в нефтегазовой отрасли становится важнее с каждым годом. Задач там очень много и мне хватит еще на несколько десятилетий. Нефтяники помогают талантливой молодежи получить хорошее образование, а также дают возможность применять свои знания на практике.

Фундаментальная база и сейчас важна для тех, кто планирует совершать революционные открытия. Она позволяет легко получать дополнительные практические знания и вливаться в новые области, с которыми раньше никто не работал.

К сожалению, сейчас трудно представить, что из нынешних достижений математики можно будет использовать в будущем. Полвека назад никто не думал, что практически у каждого появится телефон и доступ в интернет. Но я предполагаю, что следующим шагом в компьютерно-вычислительной области станут квантовые компьютеры. Возможно, на их основе появится искусственный интеллект. В любом случае получать новое знание и совершать научные открытия — круто. А лучшая награда для математиков — то чувство, которое мы испытываем в момент решения задачи. Сначала ты совершенно не понимаешь, как к ней подступиться, а потом внезапно добиваешься нужного результата. Это ощущение не сравнимо ни с чем.

Когда меня спрашивают, чем я занимаюсь, я сравниваю мою работу с профессией психолога. Очевидно, что нельзя изменить прошлое, но можно попытаться в нем разобраться, осознать совершенные ошибки и постараться избежать их в будущем. Так и я — анализирую, как устроены процессы добычи нефти сегодня, чтобы понять, как сделать их еще более эффективными в будущем.

Отчасти поэтому я выбрал работу в нефтяной индустрии. Здесь действительно можно увидеть весь процесс развития технологии — от идеи и теоретических расчетов до реализации. Далеко не все ученые могут увидеть воплощение в жизнь своих идей. За пределами нашей отрасли мало кто знает, как сильно изменились условия добычи. Многие думают, что нефть — это гигантские озера под землей. На самом деле она содержится внутри плотных геологических пород и перемещается по микроскопическим трещинами и порам, и новые запасы нефти добывать всё сложнее.

Чтобы понять, насколько это серьезная задача, представьте, что выжимаете воду не из губки, а из бетона. Сегодня почти не осталось месторождений, которые можно разрабатывать теми же методами, которые использовались всего 10 лет назад. И такую нефть нужно максимально эффективно извлекать. Потому что спрос на нее постоянно растет, из нефти сейчас делают многие привычные вещи вокруг нас — не только топливо, но и мебель, одежду, гаджеты, косметику и даже лекарства.

Технологии позволяют нам проникнуть вглубь земли и многое там исследовать. В нашем Научно-Техническом Центре «Газпром нефти» накоплен огромный массив данных, которые позволяют найти новые закономерности и уточнить ранее разработанные модели строения земли. И это, конечно, невероятно увлекательно.

Я с детства интересовалась новостями, взрослыми разговорами, а еще любила травить байки. В результате уже лет в 13–14 я знала, что буду поступать на журфак. Сейчас я работаю на BBC. Мое главное достижение — то, что мне удалось закрепиться в СМИ, где есть свобода слова и возможность делать работу, за которую мне не стыдно.

У меня нет никакой жесткой специализации, как у многих коллег. Больше всего я фокусируюсь на политике. Проходящие сейчас в Москве протесты — как раз моя тема. А еще я занимаюсь социальными историями, например, прошлой весной работала в Кемерово и освещала пожар в торговом центре «Зимняя вишня».

Иногда я думаю, что профессия журналиста — не такая сложная, как нейрохирургия, и она не имеет таких прямых последствий, как работа спасателей. Это вроде бы не очень сложная профессия, и туда идут люди, которые не преуспели в чем-то по-настоящему великом. Но потом я понимаю, что это совершенно не так.

Весь сегодняшний мир — про информацию. А журналист — человек, который эту информацию перебирает и решает, что нужно для людей. Обычный человек физически не может разобраться в бесконечном потоке новостей, а мы как раз выбираем то, что кажется важным. Как сказал профессор Дамблдор в «Гарри Поттере», слова — это неиссякаемый источник волшебства. Я отчетливо это поняла во время командировки в Ингушетию. В прошлом году мы освещали местные протесты, разговаривали с жителями. В какой-то момент, когда мы шли в гостиницу, нас догнали какие-то люди. Сначала нам стало тревожно, а потом оказалось, что это простые жители с двумя гигантскими стопками лепешек. Они просто подошли к нам и сказали: «Спасибо вам огромное». То есть журналистика — это коммуникация между героем и аудиторией. Когда получается выстроить мостик, это дорогого стоит.

Конечно, в целом ситуация в России со СМИ, которые зажимают, и то, что произошло с нашим коллегой Иваном Голуновым, то, что принято называть звеньями цепи, — все это давит на психику. Иногда я думаю: а может, не надо было выбирать такую профессию? Может, сейчас не лучшее время, чтобы заниматься журналистикой в России? Ну да, может, сейчас и не лучшее время. Но, с другой стороны, если не мы, то кто тогда будет это делать?

В профессии оказался случайно: в шестом классе мне надоело учиться в своей школе рядом с домом. Не знал, чего хотел, но точно понимал, что не мог уживаться с школьной рутиной. Не знал, куда бежал, но знал, от чего. Так я оказался в Московской Международной Киношколе. Изначально в операторской мастерской. Но во время обучения педагоги предложили мне перейти в актерскую мастерскую. Когда выпускался, то понял, что больше ничем, кроме этого, заниматься не хочу.

Сейчас я работаю в театре Мастерская Брусникина, где мы пытаемся делать делать что-то «своё». Вообще делать что-то «своё» — идеально. А главным профессиональным достижением на данный момент считаю роль Первого полицейского в спектакле
«Человек из Подольска Серёжа очень тупой» в театре Практика.

Я думаю, что идеальная ситуация в актёрской профессии — это когда ты делаешь, что хочешь. Когда у тебя есть возможность выбирать и пробовать. Такая хорошая независимость. Самое лучшее в моей работе — это то, что у тебя есть возможность действовать. Эта возможность заложена в профессии, за это актёр деньги получает.

Могу ошибаться, но я думаю, что искусство отчасти нужно для того, чтобы мы, как зрители, слушатели или читатели были наедине с собой, и могли испытать самые разные чувства и мысли, которые помогают нам. И актёрская профессия, безусловно, часть этого процесса. А насколько эта польза значима, судить каждому.