Дмитрий Кириллов: Эта девушка в красном – атомная электростанция, способная круглосуточно вырабатывать творческую энергию. Она имеет редкую группу крови – актерскую. Это когда вся жизнь подчинена только одному – служению театру. Это когда нет воздуха без сцены и зрителей. Александра Захарова. Народная артистка не только по званию. Зрители ее обожают. Захарова и рассмешить может до слез, и задуматься заставит, когда надо. И каждая ее роль – это всегда стопроцентное попадание в цель. Добрый и прекрасный Андрей Миронов в детстве вас доводил до слез? Александра Захарова: Конечно. Надевал маску волка и пугал, говорил «У!» - и я плакала. Дмитрий Кириллов: Вы когда-нибудь угрожали родителям, что все, выброшусь из окна? Александра Захарова: Да. Меня положили в больницу. Я маме написала письмо, что если она меня не заберет и не купит мне собаку, я выброшусь из окна. На что главврач сказал: «Ну куда она выкинется? Тут везде решетки». Дмитрий Кириллов: Вы когда-нибудь в детстве смотрели мультик «Варежка»? Александра Захарова: Да, это самый прекрасный мультик, самый замечательный. Дмитрий Кириллов: Раза два-три смотрела? Александра Захарова: Раз 100-200-300. Дмитрий Кириллов: Вы были прилежной ученицей? Вообще в школе нравилось учиться, да? Александра Захарова: Ненавидела школу. Тем более, рядом с домом останавливался троллейбус, который возил прямо к «Детскому миру». И я прогуливала, была двоечницей. Дмитрий Кириллов: Десять лет в массовке. Причем, не в самых первых рядах. Какая-нибудь шестнадцатая, восемнадцатая. Это же как армия. Александра Захарова: Да, это определенная школа. Когда стоишь за кулисами и видишь, как играют хорошие артисты. Оказывается, Евгений Павлович Леонов тоже провел какое-то время в массовке, около 10 лет. А Татьяну Ивановну Пельтцер вообще убрали из театра как профнепригодную. Она работала машинисткой. Дмитрий Кириллов: Вас когда-нибудь били стулом по голове? Александра Захарова: Да, били. Я даже испугалась. Да, в спектакле «Тилль». Это случайно. Это ненарочно. Дмитрий Кириллов: Но обидно было же? Александра Захарова: Но мне было обидно. Я сразу заявление об уходе написала. И меня вывели из одной массовки, ввели в другую. Дмитрий Кириллов: Вы ели на спор мороженое с Татьяной Пельтцер? Александра Захарова: Да. Взяли по железной плошке (вы, наверное, не помните) с мороженым по килограмму. И ели на спор. Она выиграла. Дмитрий Кириллов: Спектакль «Пер Гюнт» - это каждый раз минус 2 кило и плюс государственная премия. Александра Захарова: Не только это. Плюс государственная премия у меня была «Чайка». Дмитрий Кириллов: Ну вы трижды государственный... Александра Захарова: Екатерина. Дмитрий Кириллов: «Идите в кукольный театр» - это серьезное замечание от Захарова? Александра Захарова: Да. Это такой удар. Это так. По мордам, можно сказать, дали. Дмитрий Кириллов: В декабре состоялась премьера спектакля «Капкан». Вовремя, в срок. Это чудо? Александра Захарова: Да, это какая-то помощь свыше, это помощь Марка Анатольевича. Это какая-то мобилизация театра, единение. Это чудо. Дмитрий Кириллов: У Александры не было сомнений, что она обязательно поставит спектакль таким, каким его задумывал отец. И все получилось. Ведь Ленком – это живой организм, где в каждой клеточке артиста ДНК его руководителя – Марка Захарова. Александра Захарова: У меня было ощущение, что я прыгнула из самолета без парашюта и без страховки. Когда после девяти дней я вошла в репетиционный зал, мне было очень страшно. Очень. Но я дочь своего отца. И во мне есть его упрямство, его кровь. Он очень много работал. Было придумано оформление. Были утверждены костюмы на эскизах. И я приблизительно понимала, как этот спектакль должен выглядеть. Потом у меня было полное ощущение, что он мне диктует. У меня не было ощущения, что я делаю свой спектакль. Я делала его спектакль. Было общее творчество. Мы вместе соединились в каком-то творческом процессе. Мы смотрели друг на друга. Потом, опять же, сцены, которые играю я… Я же не вижу себя со стороны. И когда выходил Дима Певцов, кто-то что-то мне подсказывал. И я слушалась. Потому что я абсолютно верю. Мы делали одно дело. «Капкан» - история вне времени. Мы играем в это время. Это придуманная голова Ленина, из которой вылезает Сталин. Это все одно из другого вылезает. Это и история любви, как человек попадает в какие-то другие реальности. Совершенно замечательные тексты Сорокина, стихи Сорокина. Сорокин пишет замечательные стихи. Это абсолютно авторское произведение, это отец сел и написал пьесу – замечательную, удивительную, фантасмагоричную, про то время. Но мы не досконально играем то время. Мы играем, как мы бы представили то время. Оно не документально. Оно творческое. Это артисты, это сцена. Это подпрыгнуть чуть-чуть. Дмитрий Кириллов: Похоже, Александре Захаровой суждено стать и успешным режиссером. Ведь не каждая актриса способна поставить спектакль. А Захаровой это удалось. Трижды лауреат Государственной премии. И притом народная артистка. Люди, которые специально идут на Захарову. И я знаю, что перед каждым спектаклем какое-то немножко тремоло, переживание и мандраж. Александра Захарова: Научил Марк Анатольевич. Это его школа. Каждый спектакль как последний. Каждый спектакль как экзамен. И спектакль должен быть разным. Там должен быть другой воздух, другая температура. Слава богу, у нас в Ленкоме есть ансамбль. Вот вчера мы играли «Вишневый сад». Собирается такой джазовый ансамбль. Александр Викторович Збруев – это один инструмент. Юматов – это другой. Антон Шагин – это какая-то пронзительная труба, может быть, барабанная установка. Дмитрий Кириллов: И все сыгранные уже. Александра Захарова: И все сыгранные. И все друг друга чувствуют. И все видят друг друга и чувствуют кожей. Мы затрачиваемся, но и нам идет возврат от зрителя, когда зал встает, когда аплодисменты около 5 минут. Дмитрий Кириллов: Вы как рок-звезды прям. Александра Захарова: Да, так не бывает. Дмитрий Кириллов: Но это такой еще ленкомовский стиль. Александра Захарова: Извините, я вас перебью. Мы везли «Чайку» в свое время в Японию. И играли в Японии в зале Тадаши Судзуки. Это их Станиславский, привез наш театр, мы играли. Первый акт проходит просто в гробовой тишине. Там Чурикова, Броневой. И спектакль, на который реагируют в Москве, смотрят как-то радостно. И потрясающие декорации Олега… который был нашим художником в театре. Тишина. Второй акт тишина. И потом зрители встают и начинают кричать. Тадаши Судзуки сказал, что в Японии вообще не принято очень ярко так выражать свои эмоции. Дмитрий Кириллов: Они топили на финал. Александра Захарова: Да. Они все знают Чехова наизусть. У нас была переводчица Йоко, очаровательная. Она подходила, говорила: «Можно я вас потрогаю? Просто дотронусь до Нины Заречной». Потом она сказала замечательно: «Очень хочу выйти замуж за русского». – «Йоко, зачем?» - «Чтобы мучиться». Дмитрий Кириллов: Коллеги говорят: «Знаете, Саша до сих пор проверяет. Давайте я еще раз. А вдруг не так? Давайте я еще разок сделаю. Я сейчас по-другому сделаю». Александра Захарова: В спектакле, который я играла, например, с Евгением Павловичем Леоновым… Он играл Тевье. А я играла его дочь Хаву. Вот он перед каждым выходом читал текст. Он никогда ни с кем не разговаривал, он молчал, он настраивался, он был живым и он волновался. У меня другие примеры перед глазами. Татьяна Ивановна Пельтцер, у которой подступали слезы. Я помню спектакль «Синие кони на красной траве». Она играла атеистку, революционерку Клару Цеткин, сподвижницу Ленина. Ленина играл Олег Иванович Янковский, без грима. А мы стояли каре. Я тогда ходила в массовке. Я стояла комсомолкой в каком-то галстуке, не галстуке. В общем, комсомолкой стояла на заднем плане. И два потрясения у нас было в этом спектакле. Первое – это когда вышла кошка, начала тереться об Ленина во что бы то ни стало… она совершенно согласна со всеми его жуткими идеями. И она терлась. А так как много микрофонов было над сценой, то ее мурчание, урчание увеличивалось, увеличивалось. И как ни старался Олег Иванович ее как-то от себя отшвырнуть, это не получалось. А второе потрясение было, когда Татьяна Ивановна вышла на авансцену, ее обожали, ее любили, ее боготворили. У нее была такая популярность, которая не снилась никому никогда ни одному эстрадному актеру. Ее каждый узнавал, с ней хотели поздороваться, дотронуться. При этом она старалась много ходить пешком, старалась быть в хорошей физической форме. Она вышла на сцену. Зал встал, аплодисменты, у нее слезы в глазах. И Клара Цеткин, революционерка, атеистка, говорит: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, я ничего не помню». На что Олег Иванович в образе Ленина говорит: «Клара, ну вы хотели сказать то-то и то-то». Она говорит: «Хотела, батюшка. А я вам на это отвечу…» После этого спектакль, правда, сняли. Но у меня перед глазами Караченцев, который волновался, Инна Михайловна Чурикова, которая до сих пор очень волнуется и нервничает. Ну как ты выходишь к зрителю, это 800 человек, которые пришли в зал, и надо доказать, что ты актер. Они второй раз могут не прийти на этот спектакль. Хотя к нам ходят по 2-4 раза смотреть наши спектакли, потому что они разные, они захаровские, они очень азартные. Дмитрий Кириллов: Они все с куражом. Александра Захарова: И они разные. Больше 20 лет мы играем «Женитьбу Фигаро». Собрались тут, что-то разговаривали. Каким-то составом. «Фигаро» появилось, как второе поколение «Ленкома». Дмитрий Кириллов: Да, 27 лет прошло уже. Александра Захарова: Да, Сергей Степанченко, Саша Лазарев, Дмитрий Певцов, Наталья Щукина. Родилось это второе поколение, к которому относится Татьяна Кравченко, Виктор Раков. Я боюсь кого-то забыть. Оговорили что-то. Что-то дрогнуло у нас. Оговорили, вышли – вдруг по-новому сыграли. Потому что это действительно ансамбль. Действительно что-то меняется внутри. Сегодня так складывается. Дмитрий Кириллов: Как в джазе. Александра Захарова: Вы знаете, и Марк Анатольевич так репетировал всегда. Он репетировал… «Марк Анатольевич, вы же говорили, что это хорошо. Вчера мы так и делали». Он говорит: «Так это было вчера. А сегодня давайте по-другому. Надо меняться». И я к этому стремлюсь. Я стараюсь быть разной. Я стараюсь не повторяться. Для меня это очень важно. Дмитрий Кириллов: Я хочу сейчас далеко-далеко в детство уйти, потому что говорят - насколько человек крепко стоит на ногах в своей жизни, если у него детство счастливое. Как кадры из фильма – что всплывает в памяти? Александра Захарова: Запах. Можно передать воздух? Запах, как пахло… Я очень люблю Москву. Я родилась в Замоскворечье. Это Ордынка, Пятницкая, это Монетчиковские переулки, маленький домик, который до сих пор стоит напротив фабрики «РотФронт», которая тогда была двухэтажная из красного кирпича. От этой фабрики пахло шоколадом. И там какие-то женщины, которые работают в этой фабрике, видели нас, малышню, они кидались в нас конфетами. А когда мой отец бежал в театр, они ему выкрикивали разные советы. Дмитрий Кириллов: Как надо. Александра Захарова: Как надо жить. Дмитрий Кириллов: Как надо жить, Александра узнавала от своих родителей. Это счастье – родиться в семье, где всегда царит любовь. Марк Захаров и Нина Лапшинова – они прожили вместе более полувека и стали главными учителями Саши. И потом она в школу ходить не видела смысла. Ведь самое интересное происходило дома на кухне. Зачем ходить в школу, когда… Александра Захарова: Когда в дом приходил и Тарковский, и Шукшин. Боже мой, я боюсь… Дмитрий Кириллов: Да все. Уж не говоря про Миронова или Ширвиндта. Это вообще свои. Александра Захарова: Да. Меня всегда пускали за стол. При мне всегда все рассказывали. Единственное, что когда рассказывал Александр Анатольевич какие-то анекдоты с употреблением нецензурных слов, мне зажимали уши, мне было больно, но я абсолютно все слышала, делала вид, что не слышу. Но видеть этих людей и слушать то, о чем они говорят – это всегда было очень весело, смешно. Расстройство, когда спать загоняли. Но школу я ненавидела. Я считала, что это бурса. Еще выбрали школу, которая поближе. Представляете, в 8 утра (это темно) ребенок с ранцем. И стала линять оттуда в «Детский мир», там, где праздник, где огоньки. А потом я сообразила, что даже, оказывается, из дома можно не уходить, а можно просто проспать, потом надеть школьную форму, выйти, сказать: «Я вернулась. А вы? Где вы вообще? Что вы делаете?» Потом, правда, меня где-то в районе 8 класса стали выгонять из школы. И за меня пошла заступаться Татьяна Ивановна Пельтцер с Ольгой Александровной Аросевой, объяснять, что я не буду никаким физиком, химиком. Дмитрий Кириллов: Это тяжелая артиллерия пошла? Александра Захарова: Да. Школу переделали в биологическую. Очень долго надо мной отец издевался. Когда показывал березу, говорил: «Сашенька, это какое дерево? Ты же кончила школу с биологическим уклоном». Тем не менее, в 9-10 классе я поняла, что мне, для того чтобы поступить в институт, нужен хороший диплом, и я все экзамены сдала на пятерки, представляете? Дмитрий Кириллов: Собралась. Александра Захарова: Собралась, что-то списала, писала шпаргалки мелким почерком. Для меня отец писал шпаргалки. Дмитрий Кириллов: Творчески подошла. Александра Захарова: У него такой красивый каллиграфический почерк – мелко-мелко так, в трубочки это у меня было везде напихано. И я как-то замечательно. Не могла написать физику. И педагог по физике, совсем молодой… Я сейчас понимаю, что он был молодой, ему стало меня жалко, он положил мне шпаргалку, я переписала формулу. «Ты по формуле решить не можешь?» - «Не могу». Он мне положил решение и сказал: «Захарова, дай слово, что ты не будешь физиком». Дмитрий Кириллов: Какая физика, когда мама актриса, а папа режиссер? Дорога была одна – в театр. Александра Захарова: Я вышла в первый раз на сцену, меня мама таскала с собой, она работала в Театре миниатюр. И мы утром шли с ней на репутацию, я бегала вокруг театра. Вечером я смотрела каждый раз одни и те же спектакли. И потом начала помогать бутафорам. Была сцена «ревность». Выкидывали там букет цветов. Я относила его бутафорам, была очень нужным человеком в театре. Как-то букет не долетел. Я вышла. Надо же нести. Я вышла на сцену, в зале засмеялись. Я взяла цветы, мне зааплодировали. Я поклонилась. Мне еще зааплодировали. Я решила: «Успех. Надо идти в театр работать». Дмитрий Кириллов: Театральных вузов в Москве много. Но Александра Марковна Захарова твердо решила, что если учиться, то только в «Щуке». Александра Захарова: Набирал курс Юрий Васильевич Катин-Ярцев, который, когда меня прослушал, сказал: «Надо же! Какая радость! У нее я бы взял все равно, но она талантливая». А я читала сцену из Достоевского, встреча Раскольникова и Сонечки, когда она ему говорит: «Иди и покайся, скажи, что я убил». И когда я сказала «я убил», у него как-то слеза накатилась в глазу. И я пошла сдавать историю. Тяну билет, а там вопрос – очередной съезд. Принимала комиссия, сидели какие-то дамы. И сидел в центре из горкома партии какой-то человек, который меня пожалел, я думаю, просто пожалел, потому что ни кто я, ни что я… Я подошла, рот открыла, хотела что-то отвечать с тоской во взоре. Он сказал: «Подождите. Одну секунду. В конце каждой пятилетки подводят итоги чему?» Я говорю: «Проделанной работе?» Он говорит: «Абсолютно точно. А составляют планы на что?» Я говорю: «На будущее?» Он говорит: «Это пятерка». Дмитрий Кириллов: Есть предположение, что это обыкновенное чудо произошло не без участия Юрия Васильевича Катина-Ярцева. Великий артист и педагог стал Сашиным наставником, давал возможность искать себя и даже не возражал против съемок в кино. Александра успевала и в фильмах сниматься, и институт закончить с отличием. Александра Захарова: После окончания института меня приглашали пять театров. И звал Андрей Александрович Гончаров, который даже потом звонил и звонила его жена, говорила: «Саша, нельзя работать с отцом в театре». У нас был хороший отрывок. Я хорошо показывалась. И как-то матушка Кураж, немая Катрин. И не было текста. Я пришла в репетиционный зал наверху, играла на дудочке, голова начесана, как у какой-то негритянской Анжелы Дэвис. Я не могла попасть в эти дырочки. У меня руки дрожали. Отец мне потом сказал, что «я хотел дать тебе подзатыльник, что ты показываешь, что ты волнуешься – как тебе не стыдно?» Но я играла хорошо. И потом была одна фраза – «Мама». А мама – это слово биологическое, оно где-то в желудке, в организме сидит. Даже животные говорят «мама». Я видела в интернете. Медвежонок попал в капкан. И медведица белая где-то на полюсе, где-то на севере вокруг ходит. И наши ребята едут на каком-то нашем вездеходе. Она не подпускает, но понимает, что люди могут помочь. И она на них смотрит. Вышли ребята. Она вначале… Но потом начала отходить. Они ее этим вездеходом пугают. Она отходит. Они подошли к медвежонку. Один пугает на всякий случай, а второй пытается открыть. Не могут открыть. Какую-то кувалду притащили, вставили в это. Он кричит. Причем, кричит «мама», по-медвежьи «мама», все равно «мама». Они вскрыли этот капкан. Он выскочил, кровь капает. Но они боятся. И он за ней ковыль-ковыль, она к нему, и они пошли. И ребята снимают. И они так пошли две фигуры – большая медведица и маленький медвежонок. И под конец она на них смотрит, оборачивается, и так лапой… Молодцы. У меня комок в горле. Надо же какие. И я кричала в этом репетиционном зале «мама» и кидалась к ней. Когда повар говорит: «Да брось ты ее! Зачем она тебе нужна? Она немая, она не умеет разговаривать. Что ты?» И я подбегала, кричала: «Мама!» Но я закричала «мама» так, чтоб услышала моя мама, дома пришла и как-то заступилась. И была актриса Орлова, была Елена Алексеевна Фадеева. Собрались все смотреть. Янковский, Збруев, Леонов. На дочь Захарова, как она показывается. И Орлова заплакала. Это бьет. Это слово бьет. Дмитрий Кириллов: А, по-моему, Фадеев сказал кулаком по столу: «Доколе». Александра Захарова: Да. Человек жену не взял в театр. А вы дочь обсуждаете. Конечно, если б он взял жену… моя мама была безумно талантливой и очень красивой. И просто хорошей драматической актрисой. Дмитрий Кириллов: Мама когда-нибудь жалела? У нее было ощущение, что она своей карьерой пожертвовала, ради того чтобы Марк Захаров стал тем Марком Захаровым? Александра Захарова: Знаете, она, может быть, и жалела. Но это было ее решение. Это она сказала, что «не надо идти к Андрею Александровичу Гончарову режиссером, потому что ты будешь заложником, надо собирать свой театр». Но она была мудрая, сильная и талантливее, чем любая актриса, потому что это надо иметь очень большой дар, чтобы отказаться от профессии. Дмитрий Кириллов: В отличие от мамы, Саша рискнула и пошла работать в театр к отцу. Многие думали: «Эта принцесса будет претендовать на главные роли». Но мудрый Марк Захаров отправил любимую дочь в массовку. И если бы не Глеб Панфилов, неизвестно, сколько лет актриса Захарова ждала бы своих ролей. Александра Захарова: Первая моя роль была у Глеба Анатольевича Панфилова - Офелия в спектакле «Гамлет», который он пришел ставить. Я его считаю своим крестным. Он меня встретил на лестнице, а я довольно юно выглядела, только пришла из института. И мне было где-то лет 19, наверное. Я была довольно инфантильная. Он хотел такую, да. И я ему очень благодарна, ему и Инне Михайловне Чуриковой. И я училась. Я каждый спектакль сидела за кулисами и смотрела, как играют Чурикова, Караченцев, Ларионов, Пельтцер. Я училась, я смотрела. Это очень большая школа. Дмитрий Кириллов: Ну вот он дал шанс, да? Офелию сыграть. Александра Захарова: Да, да. Дмитрий Кириллов: Панфилову понравилось, как вы сыграли? Похожи были? Александра Захарова: Вы знаете, мне так хотелось играть, мне так хотелось как-то… И что-то мы репетируем. Я говорю: «Ну как вы думаете, Глеб Анатольевич, похоже?» Он говорит: «Ну кто же ее видел-то, Офелию-то?» Дмитрий Кириллов: Гамлетовская Офелия зажгла новую звезду Ленкома. Список блистательных образов, созданных актрисой за эти годы – внушительный. Александра Захарова стала востребованной и любимой, ведущей актрисой театра. У вас все-таки есть криминальный талант. Вам же, по-моему, после съемок фильма какие-то аферистки помаду предлагали, колготки. Александра Захарова: Да. Причем, так за руку: «Сашка, тебе колготки нужны?» - «Нет, спасибо». – «Ну смотри. Если что, обращайся. Я здесь стою всегда на этом месте». Дмитрий Кириллов: С Жарковым работа. Александра Захарова: Я его боялась, как огня. Он уже сыграл у Германа в «Мой друг Иван Лапшин». Он уже очень популярный, узнаваемый, яркий. Я смотрю – так ходит нервно внизу. «Боже, как страшно». Когда мы снимали этот диалог, я его не видела. Снимали раньше восьмеркой. Я с ним не встречалась на съемочной площадке. Дмитрий Кириллов: Его не было. Александра Захарова: Начали снимать сразу со второй серии с допроса. И я бегала нервно в монтажную посмотреть, как он выглядит. Я его боялась, как огня. Это был такой стимул для меня, такой азарт. Знаете, как игра в карты или на рулетке. Все время проигрываешь. Все время ощущение, что ты проигрываешь. Хотя, когда мы встретились потом в какой-то сцене, он оказался таким внимательным, мягким, добрым, совершенно замечательным человеком, который меня так обласкал, как сестру родную. Дмитрий Кириллов: Вы попали в самый последний вагон уходящего великого поезда под названием «советский кинематограф». Александра Захарова: Да. Дмитрий Кириллов: Фильмы Захарова – это не советские фильмы. Александра Захарова: Он сочинил свой кинематограф, который не конкурирует ни с каким-то классическим голливудским или михалковским кино. Телевизионное кино – это было не модно. А это стал одним из самых модных жанров. Это захаровское кино. Оно отличается от всего. Он придумал свой кинематограф, как и свой театр. Дмитрий Кириллов: Это свой стиль. Александра Захарова: Да, абсолютно. Когда они задумывали «Формулу любви» с Григорием Гориным, должно быть какое-то противостояние Мгалоблишвили. Кто это может быть? На взгляд, наверное, какому-то магу, чародею кто может противостоять? Наверное, первый, кто приходит в голову – это мужчина. А оказалось, что это должна быть Пельтцер, великая русская актриса, у которой ни капли русской крови, потому что мама еврейка, а отец немец. Пельтцер, при которой эта девка Фимка с оладушками, с какими-то… Что такое амор? Когда мы вошли в эту ледяную воду с прекрасным актером Скоробогатовым, и потом растирали водкой ноги. Он говорил: «Что ж вы добро изводите?» Это у него вызвало ужас просто. Дмитрий Кириллов: Протест. Александра Захарова: Татьяна Ивановна – мягкая, удивительная, существующая в такой острой характерности, но нигде никогда не наигравшая. Какой дар! Марк Анатольевич спросил Ольгу Александровну Аросеву: «А какая Татьяна Ивановна была в молодости? Какая она была молодая?» На что Ольга Александровна сказала: «Она никогда не была молодой. Она вот такой и была». Дмитрий Кириллов: Там еще Абдулов. Александра Захарова: Да, с Абдуловым в сене. Мы улеглись в это сено с ним. Пока ставили камеру, он говорит: «Саня, знаешь, вообще есть разновидность клещей, которые живут в таком сене – лошадиные клещи». Меня бил физический колотун. – «Правда. Они начинают ползти по ножкам…» А как написали «Donna Bella Mare». Это пришел Марк Анатольевич к Геннадию Игоревичу Гладкову и сказал: «Две песни не хватает». Дмитрий Кириллов: Итальянцы есть, песен нет. Александра Захарова: Да. И он сел за пианино свое и сразу: «Donna Bella Mare». Текст же непонятен. Никакой итальянец это перевести не может. «Credere, cantare». Потом, когда я работала в театре, шла после спектакля поздно вечером, выпускной вечер у молодежи, и они пели, как народную песню: «Donna bella mare. Credere, cantare». Дмитрий Кириллов: Вот удивительно. Марк Анатольевич ставил совершенно разных авторов. Но не замахнуться на Вильяма нашего Шекспира… Это действительно удивительно. Уже став совсем зрелым мастером… Александра Захарова: Да. Ему казалось, что чтобы сделать Шекспира нескучным, это очень сложно. Но вот этот отрыв, белый цвет, решетка, замечательный Юлий Черсанович Ким написал прекрасные стихи. Какая-то оторванность и вневременное существование с этой заворачивающейся воронкой, декорациями, когда эта воронка вначале в землю, потом в космос, такие завихрения. При этом это может происходить всегда. Это и наше время, и прошедшее, и настоящее, и будущее. Дмитрий Кириллов: Один рэп ваш чего стоит. Как вы читаете там! Александра Захарова: Да. На самом деле это тяжело очень. Дмитрий Кириллов: Жизнь человека познается по плодам. То, что у Марка Анатольевича такое количество… Это не бесплодная жизнь. Это запущено столько в космос энергии. Александра Захарова: Я с вами согласна. Мне кажется, что он оказал такое сильное влияние на окружающую культурную среду. От него пошли волны. Он изменил вокруг себя пространство. Он восстановил храм в Путинках, добился, чтобы этот храм был возвращен Патриархии. Сейчас там идут службы. Иверские ворота в Кремле. Они стоят. Это идея Марка Анатольевича. Удивительные вещи, то, чего не ждешь. Вдруг ангел-хранитель что-то подкидывает. А я думаю, что это мне отец что-то такое подкидывает, чтоб я все-таки еще не потеряла эту возможность радоваться. Вот я встретила вас. Я очень радуюсь. Дмитрий Кириллов: А какая у меня радость! Александра Захарова: Надо уметь радоваться. И, конечно, сохранить бы этот… Театр носит имя Марка Захарова. Ленком Марка Захарова. Сохранить бы этот дух его, чтобы у нас были силы удержать вот это вот, удержать. Дмитрий Кириллов: Дай бог, чтобы были силы. И чтобы у вас были силы. Потому что вы Захарова. А это значит – есть стержень, это характер. И все будет хорошо. Александра Захарова: Спасибо вам.